Святая Матрона Анемнясевская, исповедница (Белякова)

Матрона Григорьевна Белякова, с. Анемнясево Касимовского района. Память совершается 16 (29 н. ст.) июля, в Соборе новомучеников и исповедников Российских и в Соборе рязанских святых.

Таких жестоких гонений, какие были воздвигнуты на Русскую Православную Церковь в 20-30-е и 60-е годы XX столетия, Россия не знала за всю вековую историю. В это страшное время, когда были разрушены и закрыты почти все православные храмы, все, что касалось Православия, подвергалось гонению и уничтожению, унижению и осмеянию. Почти на нет было сведено духовное окормление верующих жестоким уничтожением верующих и монашества. Но Промысл Божий явил Православной России иную Милость. Господь даровал почти в каждом уголке страждущего Отечества Божиих людей блаженных, телесно убогих и юродивых благовестителей Истины Божией которые заменили гонимой верующей России репрессированное и изгнанное священство и монашество. Их молитвами спасалось в те страшные годы Православие на Руси. И «не одолели врата адовы» Веры, данной Господом нашему богоносному народу. Всещедрая Десница Божия рассыпала их, как многоценный бисер, по бескрайним просторам вверженного в безверие Отечества нашего. И они сияли Божественным светом, озаряя страждущие души. Они явились столпами Православия, обладая к тому же великими Божиими дарами прозревать людские судьбы, возвращать и обращать мятущийся люд к Богу, к «Единому на потребу».


Из Деяний Юбилейного Освященного Архиерейского Собора
Русской Православной Церкви о соборном прославлении
новомучеников и исповедников Российских XX века.
г. Москва, 13-16 августа 2000 г.

Святая Матрона Анемнясевская, исповедница (Белякова) 
Матрена Григорьевна Белякова, известная среди своих многочисленных почитателей под именем Матреши, родилась 6 ноября 1864 года в деревне Анемнясево Касимовского уезда Рязанской губернии.

Анемнясево — большая деревня, насчитывающая до 300 дворов; принадлежала к приходу села Шеянок, расположена около большой дороги, идущей из Касимова в большое торговое село Туму и дальше в Рязань; находится в 27 верстах от Касимова и в 9 верстах от пароходной пристани Забелине на реке Оке. Жители этой деревни занимались частью сельским хозяйством, но большей частью уходили работать по найму: на лесоразработках и лесопильных заводах.

В этой деревне и суждено было Матреше безвыходно провести почти всю свою страдальческую жизнь.

Родители ее, Григорий и Евдокия, были едва ли ни самыми бедными в деревне. У них было большое семейство — шесть дочерей и два сына. Три сестры умерли в детстве, Матреша была четвертой по счету.

До шести лет Матреша была обычным нормальным ребенком; как и все дети ее возраста, гуляла и играла со своими сверстницами и подружками, любила, вспоминала она, ловить бабочек. «Посажу их, бывало, на окошко и не пускаю, — этим только и грешна была…»

Вот что сама блаженная Матрона рассказывала о себе 29 июля 1935 года: «Я родилась в семье крестьянина деревни Анемнясево Бельковского района в 1864 году. В 1870 году я заболела оспой. В результате чего совершенно лишилась зрения, и по настоящее время слепая. В 1872 году, когда мне исполнилось 8 лет, я ввиду болезни лишилась возможности передвигаться, и с тех пор прекратился мой физический рост. Я и до настоящего времени лежу на кровати, не имея возможности без посторонней помощи передвинуться с места на место».

Сначала Матреша лежала в родительском доме, потом перешла в собственный домик, где жила вместе с сестрой, и в последнее время лежала у своего племянника Матвея Сергеевича.

Так лежала Матреша в родительском доме до 18 лет, терпеливо перенося всякие скорби и только в молитве находя утешение и отраду.

Односельчане знали о страдальческой жизни девушки и относились к ней с чувством благоговейного уважения.

«Ввиду того, что я лет пятьдесят тому назад, когда мне исполнилось двадцать лет по возрасту, как и сейчас, похожу на 9-летнего ребенка, это являлось интересным посмотреть меня, поэтому ко мне на квартиру стали приходить верующие, чтобы посмотреть меня. С течением времени количество посетителей у меня заметно увеличилось, и уже организовалось систематическое паломничество моих почитателей ко мне на квартиру, среди которых я стала пользоваться авторитетом блаженной и прозорливицы, и ко мне ежедневно приходили разные мои почитатели, как из окрестных селений, так из гор. Касимова, других районов Московской области… и других областей СССР» (Протокол допроса от 29 июля 1935 г. из архивно-следственного дела № 10719 1935 года).

Первым за помощью к Матреше пришел крестьянин ее же деревни, по специальности пильщик.

— Матреша, — сказал он, — вот уж как ты лежишь несколько лет, ты, небось Богу-то угодна. У меня спина болит, и я пилить не могу. Потрогай-ка спину — то может быть, и пройдет от тебя. Чего мне делать-то, лечился — доктора не помогают.

Матреша исполнила его просьбу — боли в спине действительно прекратились, и он встал на работу.

Крестьянин этот рассказал о случившемся одному из своих соседей, и тот говорит:

— Пойду и я к ней: нас замучили дети, скоро двенадцатый родится; попрошу ее помолиться, чтобы Господь прекратил у нас детей.

Пришел он к Матреше и попросил помолиться. Матреша помолилась, и детей у них больше не было.

С тех пор все больше и больше стали к ней люди ходить со своими нуждами скорбями и болезнями. С течением времени эти посещения приняли характер настоящего паломничества: к Матреше шли не только жители окрестных сел, но жители и дальних, и иногда и самых отдаленных мест нашего Отечества. Причем, шли они беспрерывным потоком на протяжении более семидесяти лет в количестве нескольких десятков, а иногда и сотен ежедневно.

Одна из усердных почитательниц Матреши рассказывала, что когда она была у нее Великим постом 1930 года, то при ней посетили Матрешу семьдесят паломников. А так как Матреша говела и была слаба, то очень утомилась и не в состоянии была больше беседовать с приходящими. Но, не желая оставить посетителей без некоторого утешения, она поручила принимать их этой женщине вместо себя, что та и исполнила: приходящие молились в ее комнате и уходили с легким сердцем, утешенные и радостные.

Когда умерли родители, хозяином остался брат ее, Сергей. Но жить с братом было не легче, и Матреша перешла на жилье вместе со своей сестрой, девицей Дарьей, в небольшой собственный домик, построенный ей ее почитателями.

По-видимому, здесь она должна была бы чувствовать себя хорошо, так всем и казалось со стороны, но в действительности этого не было. Сестра смотрела на нее исключительно как на средство дохода: ничего ей не давала и отбирала все, что ей приносили. Вся забота ее сводилась к тому, чтобы как можно больше собрать этих приношений.

— Мне было невыносимо тяжело, — говорила Матреша о своей жизни с сестрой, и она решила перейти к племяннику. Сестра, узнав об этом, страшно рассердилась, и, желая как можно больше принести огорчений Матреше и отомстить ей, подала на нее в суд и отняла у нее домик.

Племянник ее, Матвей Сергеевич, к которому перешла на жительство Матреша, был очень религиозным и добрым человеком, он с детства относился Матреше с благоговением, уважал и любил ее. Не менее мужа уважала и любила Матрешу и жена племянника — Ирина Федоровна. Она очень усердно ухаживала за Матрешей и всеми мерами старалась облегчить ее тяжелое положение

Но здесь огорчения ждали Матрешу с другой стороны. У Матвея Сергеевича подросли дети, их товарищи односельчане стали смеяться над ними, дразнить их; вот, к Матреше пошли, лепешек понесли! Эти насмешки тяжело переживались молодыми людьми. Но особенно тяжело эго было для самой Матреши. Она мучилась и глубоко скорбела, что за нее и через нее эти ни в чем повинные люди должны были переносить иногда очень тяжелые для них насмешки и оскорбления. Особенно насмешки эти усилились в революционные годы в связи с антирелигиозным движением.

По внешнему виду Матреша была настолько мала, что казалась десятилетним ребенком. Ее платьице, подаренное ею одной из своих почитательниц закрывавшее ее с ногами, по длине равнялось только 91 сантиметру. Очевидно, с десятилетнего возраста, с тех пор, когда она лишилась возможности ходить, тело ее не росло и навсегда осталось таким, каким было у десятилетней девочки. Она имела возможность переворачиваться с боку на бок, шевелить ручками и брать небольшие предметы. Она легко и свободно разговаривала и пела священные песнопения удивительно чистым и звонким детским голосом. «Голосок у нее, как колокольчик», — говорили слышавшие ее пение.

Таким образом, мы видим, что Матреша является особенной и оригинальной подвижницей. Особенность эта заключается в следующем.

Она прикована к постели и лишена возможности двигаться. Весь Божий мир сосредоточен для нее здесь — в стенах ее маленькой убогой комнатки. Она лишена возможности ходить в церковь, лишена возможности видеть, кого бы то ни было, лишена возможности говорить с теми, с кем бы ей хотелось. Она говорит только с теми, кто к ней приходит.

Но в этих крайне тяжелых и стеснительных условиях Бог даровал Матреше увидеть другой мир — мир чрезвычайно богатый, полный внутреннею содержания, интереса и смысла. С нашей обычной житейской точки зрения это явление кажется удивительным и почти необъяснимым.

Очевидно, беспрерывная цепь испытаний, страданий и горя, переживавшихся Матрешей с необыкновенным терпением с самого раннего детства, была для нее той школой, тем великим непрерывным подвигом, в горниле которого очистилась ее душа; мысль и сердце отрешились от всего земного, утвердилось и окрепло постоянное стремление в мир другой, высший, который постоянно преподносился ее духовному взору.

С житейской точки зрения, естественнее было бы предположить, что беспрерывные страдания, эти тяжкие незаслуженные обиды должны были повергнуть ее в пучину отчаяния и тоски, сделать ее злой ворчуньей, озлобленной на всех и вся, как это при подобных обстоятельствах часто наблюдается в нашей жизни. Но в данном случае мы видим совершенно обратное: мы видим, что душа ее преисполнилась живой верой и надеждой на Бога, сердце ее зажглось деятельной любовью ко всем и каждому, отозвалось полным состраданием и сочувствием на всякое несчастье, горе, беду, на всякую немощь человеческую.

Мы не знаем, каких трудов, каких усилий стоило Матреше подняться на высоту духовно-нравственного состояния, которого она достигла в своей жизни. Мы не можем сомневаться только в одном, что эти труды, этот подвиг был действительно великим подвигом, совершить который эта слепая, безнадежно пригвожденная к одру, неграмотная, совершенно беспомощная и одинокая заброшенная в глухой деревне девочка могла только при помощи Божией.

И Бог дал ей силу достигнуть не только личного высокого духовного совершенства, но и сделаться центром и источником религиозно-нравственной жизни для многих и многих верующих, которые шли к ней со своими сомнениями, нуждами, скорбями и болезнями, и получали у нее то, что нужно для их духовного роста на трудном и тяжелом пути человеческой жизни.

К сожалению, в настоящее время мы лишены возможности с надлежащей полнотой и обстоятельностью дать этот сложный, глубокий и возвышенный образ Матреши, тем более, что сама она очень мало говорила о себе. Кроме великого подвига терпения, очевидного для всех, мы не можем определенно указать других подвигов, которые так или иначе были бы характерны для Матреши.

Никто не знает, как она молилась Богу. Известно только лишь то, что она знала наизусть очень много молитв, многие акафисты и церковные песнопения.

Во время бесед с посетителями она часто читала вслух различные молитвы, подходящие по содержанию к данному случаю. Иногда читала целые акафисты, читала быстро, уверенно, громким голосом. Иногда пела церковные песнопения, совершенно правильно выдерживая особенности гласов и распевов.

На вопрос одного из удивленных посетителей, спросившего, как это она будучи слепой, знает наизусть даже целые акафисты, Матреша ответила, что «придет добрый человек и прочитает что-нибудь, я и запомню с Божией помощью».

В беседе с одной из своих глубоких почитательниц Матреша говорила о том, что «молиться нужно беспрестанно», что «беспрестанная молитва все сделать может». При этом она сказала о себе, что и сама старается молиться беспрестанно, и что молится она по четкам, которые всегда находятся у нее в руке: что молится она и в то время, когда говорит с посетителями; что во время этих бесед она перебирает четки, но молится тайно, про себя, незаметно для посетителей. Не видят посетители и четок ее, которые всегда скрыты от их взоров,

Особенно важной считала Матреша молитву об умерших.

Матреша часто причащалась Святых Христовых Тайн, каждый месяц обязательно. С этой целью она приглашала к себе своего духовника — приходского священника, и день принятия Святых Тайн бывал для нее самым радостным днем. Пять раз в течение жизни она соборовалась.

Особенно строго соблюдала Матреша посты. С семнадцати лет она не ела мяса. Кроме среды и пятницы соблюдала такой же пост по понедельникам. В церковные посты почти ничего не ела или ела очень мало.

— Однажды, — рассказывает одна из ее посетительниц, — я была у Матреши на Пасху. Матреша была мертвенно бледна, чувствовала себя слабой и почти ничего не ела. На мой вопрос, почему она не ест, Матреша ответила:

— Я ем понемножечку, понемножечку.

Оказалось, что в течение всех шести недель поста она совершенно ничего не ела и пила только воду, прокипяченную с ладаном, которую давали ей по ложечке. В дни этого поста Матреша очень ослабела и два раза соборовалась.

Видела я также на кровати у Матреши мешок с камнями, весом около пуда. Камни эти принесены почитателями Матреши из разных святых мест. Матреша перебирала их и перекладывала.

— Да надо ведь трудиться, — сказала при этом Матреша. Среди этих камней оказались и довольно большие.

— Возьми этот камень, — сказала Матреша, — и положи мне на грудь.

— Что ты, Матреша, — сказала я, — да ведь он тебя раздавит.

— Нет, — ответила Матреша, — эти камни легкие. Приляг сама да положи себе.

Я исполнила это, и действительно, сравнительно большой камень было легко держать на груди.

Очень уважала Матреша духовенство и к каждому священнику всегда и неизменно относилась с глубоким благоговением.

— Однажды, — рассказывает одна из ее посетительниц, — прихожу я утром к Матреше, смотрю, в соседней комнате сидит священник: он ночевал эту ночь у них. Подхожу к Матреше, здороваюсь, а она ничего мне не говорит. Спустя некоторое время я и спрашиваю ее: «Матреша, что же ты ничего мне не скажешь?»

— Разве можно, — сказала на это Матреша, — а батюшка-то?! Разве можно что говорить при нем…

Не признавала только батюшек-обновленцев. Одного из своих приходских священников, перешедшего в обновленчество, называла «наш Петруша».

Насколько ревниво относилась Матреша к Православию, говорит факт, переданный одной из ее почитательниц, жительницей города Касимова, Марией Ивановной Путилиной.

— Померла моя тетка Шишкина. Сын ее был старостой в Касимовском соборе, а служил в то время в соборе обновленческий архиерей. Сын, согласно желанию покойной, хотел вынести ее из дома не в собор, а в кладбищенскую церковь. Другой сын покойной находился в то время в заключении. Он обратился к начальству с просьбой, чтобы его отпустили на несколько часов проститься с матерью. Его отпустили на три дня с условием, чтобы покойную хоронил обновленческий архиерей в соборе, на что родные и согласились.

Псалтирь по покойной читали монашки. Когда они узнали, что хоронить будет обновленческий архиерей, они взяли Псалтирь и ушли. К вечеру пришла к покойной и я, чтобы стоять всенощную. Сын ее попросил меня читать Псалтирь. Я начала читать и читала около часа, пока не пришел архиерей служить всенощную. Как только я узнала это, то тут же ушла и даже не видела архиерея. Пришла я опять к покойной ночью, и мы с одной монахиней, Акилиной, читали Псалтирь всю ночь до выноса. На выносе ни я, ни монахиня Акилина не были, покойную схоронили без нас.

Монахиня Акилина, которая со мной читала Псалтирь, получила от своего настоятеля епитимью. Я же неделю спустя пошла к Матреше, рассказала ей как схоронили тетку. Матреша пожалела ее:

— Что ж, — сказала она, — ведь покойница не виновата, что так схоронили ее.

В это время у Матреши сидели три монахини из Владимирской пустыни. Мы раньше встречались с ними здесь же, и теперь они очень приветливо встретили меня, как знакомую, и говорили со мной ласково. В этот день был праздник Параскевы-мученицы: незадолго до моего прихода в доме Матреши был отслужен молебен, а иконы — Распятие и образ святой Параскевы — были оставлены и стояли здесь же, в переднем углу.

Во время разговора Матреша замолчала, тогда как мы мирно и с увлечением продолжали разговаривать о празднике и вообще о божественном.

Вдруг Матреша и говорит монахиням:

— Вы что так уж хорошо очень с Марией Ивановной-то разговариваете?

— Мы ее давно не видали, наговориться хотим.

— Да ведь она обновленка!

— Боже мой, если бы вы могли себе представить, — говорила Мария Ивановна, — как они в одну секунду встали и ушли от меня в другую комнату, и я осталась одна! Наступила мертвая тишина. Я не могу передать свое состояние, оно было ужасно. Гляжу я на Распятие и думаю:

— Господи! Все от меня отступились, не отступись Ты от меня!

И я страшно заплакала. Плачу и думаю:

— Ведь я не знала, что от Тебя, Господи, отступила! В душе молюсь и каюсь.

И долго я так плакала. Наконец, меня пожалела Матреша и говорит:

— Сегодня лук ведь не горький! Аннушка (имя одной из монахинь), иди-ка сюда, иди-ка сюда! Ведь я ела сегодня лук-то, он не горький. Посмотрите-ка на Марию Ивановну, как она плачет, посмотрите все на нее.

А я уж тут и говорю:

— Матреша, да как же мне не плакать?

— А что?

— Да ведь ты сказала, что я обновленка!

— Да мне что, ты вот перед Ним кайся!

— Да я и то, Матреша, плачу и каюсь, ведь я не отступала от Всевышнего.

— Ну вот, поплакала, покаялась, — и хорошо, и будет!

— Что же мне теперь делать-то?

— Ну ведь ты же не монахиня, вот поплакала, покаялась перед Господом Богом, поговей, причастишься, на духу священнику скажешь, вот и все.

— Как же мне нужно было поступить, не надо было бы совсем мне читать.

— Да, не надо было тебе читать.

— А ты-то будешь меня принимать?

— Да я-то что, — вот покаялась перед Богом, вот и все!

И сделалось мне после этих слов так весело и радостно, и монашенки опять по-прежнему со мной заговорили. Вот какая она великая, какое она дала мне покаяние, я до конца жизни этот момент не забуду. Очень мне стало страшно, как все оставили меня, как будто и Сам Спаситель оставил меня; слезы так градом и хлынули…

Другим почитателям Матреши пришлось слышать, когда при них во время беседы было упомянуто имя священника, снявшего с себя сан. Матреша искренне горевала и сокрушалась:

— Что такое, что такое, — говорила она, — Господи, что его так? Что такое с ним?.. Разбойник о едином часе рая сподобился, а он в ад… чадам ада уподобился… жену не надо было слушать… Господи, Господи, что это он так?!.. Господи Милостивый! Что это такое, что это с ним?.. — долго, с глубокой тревогой повторяла Матреша, тяжко охала и вздыхала, и едва могла успокоиться.

Особенно же Матреша любила монахинь и вообще девиц. Монахинь ставила выше всех мирских, все им прощала, бывала с ними, как ребенок; беседовала с ними, забывая все, в большой радости, с необыкновенной лаской и участием.

— Ведь вот не пришлось мне там в монастыре-то быть, — не раз выражала она сожаление в беседах с ними.

— Монашки-то, — говорила она, — сколько раз упадут. Упадут, и опять все-таки восстанут, наложат на себя большое покаяние, правило, и восстанут. А в миру-то человек упал, и уж ему некогда восстать. В миру-то все искушение, все как-то неловко. Все мы невоздержные, иной раз без греха и не обойдешься, иной раз и заплачешь…

— Я вот, грешная, — говорила Матреша одному батюшке, — на Акилину-то обиделась (Акилина — послушница Касимовского Казанского монастыря — злоупотребляла именем Матреши: от ее имени возмущала против батюшки прихожан, утверждая, что будто бы он обновленец), Агнесу поругала (соучастница Акилины), но как же тут не войдешь в искушение. Я и плакала, мне вас жалко стало.

Из святых мест с наибольшим благоговением Матреша относилась к Старому Иерусалиму, к монастырям Дивеевскому и Саровскому. Говорила о них с иным умилением и любовью.

Своим благочестивым посетителям она постоянно советовала сходить в Дивеево и Саров, считая их местами особенного присутствия благодати Божией И радовалась, когда исполнялись эти ее советы.

— Однажды, — рассказывает одна из почитательниц Матреши, — я принесла Матреше камень из канавки Дивеевского монастыря. Она с благоговением взяла его, положила себе на грудь и сказала, что такой радости она никогда не испытывала, как от этого камня.

С большой любовью относилась Матреша к Касимовскому Казанскому женскому монастырю, живо интересовалась его жизнью и жизнью его сестер, большинство которых являлось ее посетительницами. Особенно почитала она царевича Иакова, могила которого находится в этом монастыре. Она считала его святым и говорила, что мощи его непременно будут открыты, и что они уже были бы открыты, если бы не помешали обстоятельства современной жизни.

Из праздников Матреша особенно любила Пасху, встречала и проводила ее с необыкновенной радостью и ликованием.

— Всю Пасху до Вознесения, — говорила она, — нужно быть радостным и веселым, и всех угодников не столько почитать, сколько «Христос Воскресе» петь! До самого Вознесенья все Пасха и Пасха!

Находясь безвыходно в своей комнатке, Матреша знала многих святых и благочестивых людей, рассеянных по лицу земли русской, и находилась с ними во внутреннем благодатном общении, хотя никогда их не видела и не говорила с ними.

Она глубоко чтила о. Иоанна Ардатовского (город Ардатов), известного благочестием и подвижническою жизнью. Своим почитателям говорила о нем:

— Он хороший, очень хороший, хороший.

И благословляла идти к нему.

— Когда я, — рассказывала одна из почитательниц Матреши, М. И., — по благословению ее пришла к отцу Иоанну Ардатовскому и дала ему карточку Матреши, о. Иоанн взял эту карточку обеими руками, поднял ее над головой и сказал:

— Она великая, великая!

Монахине, которая в это время вошла и попросила благословения посмотреть карточку, он сказал: «Перекрестись и поцелуй!», что она и исполнила. Так высоко чтил о. Иоанн Матрешу.

Очень почитала Матреша блаженную Марию Ивановну Дивеевскую, скончавшуюся 25 августа 1931 года, точно так же, как и Мария Ивановна, в свою очередь, знала и любила ее. Между этими блаженными установилось какое-то особенно тесное внутреннее общение, какая-то особенно глубокая внутренняя связь, причем ни дальность расстояния, ни другие материальные преграды и служили препятствием для этого общения.

Вот что рассказывала одна из почитательниц Матреши об отношениях этих двух блаженных:

— Матреша всегда с радостью благословляла меня на путешествия в Саров и Дивеево и при этом всегда приказывала побывать у Марии Ивановны Дивеевской. Я сказала Марии Ивановне о Матреше, она, как бы задумавшись, ответила мне:

— Ведь мы с ней каждый день вместе трапезуем.

В другое мое посещение, вспомнив о Матреше, Мария Ивановна сказала:

— Ее ныне сам архимандрит в церковь приносил, она была у нас у обедни.

Когда же я эти слова передала потом Матреше, то она на это сказала: — Да, когда я бываю у этой обедни и слышу такое пение, то у меня после уж очень болят голова и ухо, которым я это слышу.

Вереницы людей тянулись ежедневно к Матреше не только из ближайших окрестностей, но и из всех мест и уголков нашей обширной Родины. В ее убогой комнатке нередко можно было встретить паломников из Москвы, с Крайнего Севера, Юга, из далекой Сибири.

Многие, не имея возможности побывать у Матреши лично, присылали ей письма с просьбой помолиться за них или передавали такие же просьбы через своих знакомых, и такие просьбы никогда не оставались тщетными.

Чем богата Матреша? Что дает она всем этим людям, чем награждает их?

— Когда идешь к Матреше, — говорит народ, — то все шаги благословенны, каждая дорожка что-нибудь дает.

И всякий, кто бывал у Матреши, отзывался о ней с глубоким чувством благоговения, преклонялся перед ней. Все в один голос говорили, что это великий человек, человек Божий, святой, получивший от Бога особенную благодать, наделенный чудным даром учительства, даром прозорливости, даром исцеления недугов и болезней духовных и телесных.

Матреша своим внутренним духовным взором как бы насквозь видела каждого из своих посетителей и каждому давала то, что для него нужно, полезно, необходимо в зависимости от его настроенности, его духовных немощей и нужд, в зависимости от условий и обстоятельств, среди которых ему приходится жить.

Одних она учила и наставляла, других обличала и раскрывала им их грехи и пороки, третьих ободряла и утешала в тяжелых обстоятельствах жизни, четвертых предупреждала, указывая последствия их ошибочного пути, стремлений и намерений, пятых исцеляла от болезней, и всех вместе старалась направь на путь истинной богоугодной христианской жизни.

Этим объясняется и разнообразие ее отношения к посетителям. Одних она принимала чрезвычайно ласково, с радостью и участием, как дорогих близких людей:

— А я ждала тебя, — говорила она некоторым, — думала, что ты придешь.

И беседовала в этих случаях много и охотно.

Других она прогоняла от себя, что было все же очень редко.

— Уходи, — говорила она, — я не Бог, не пророк, уходи, уходи. И зачем шел, и зачем ты ноги топтал?..

Иногда не отвечала на предложенный вопрос:

— Мы грешные, — говорила она в таких случаях. — и будем все знать? Я не могу все знать.

Своих посетителей Матреша учила тому, как надо жить, чтобы помнить о будущей жизни, чтобы к ней готовиться, а не привязываться к земному. Учила жить «по-Божьи»: исполнять закон Божий, молиться Богу, любить Бога и на Него только надеяться. Твердо и безропотно нести свой жизненный крест, ниспосланный Богом, — вот основная мысль ее бесед и наставлений.

В своих беседах с посетителями Матреша очень часто приводила тексты из Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, и особенно много из Евангелия. Часто ссылалась на факты и события из Священной истории, полагая их в основу своих наставлений и научений.

Не менее часто Матреша приводила примеры из житий святых, ставя их высочайшим образцом религиозно-нравственной жизни, учила молиться им и стараться подражать им в жизни.

Молиться советовала различно, каждому сообразно с его положением. Одним, например, советовала «справлять полунощницу», то есть молиться в 9, 10 и 11 часы ночи. Другим — людям, занятым на работе, многодетным — говорила, что можно молиться везде и всегда, можно молиться и при людях, читать молитвы тайно. Можно молиться даже лежа в постели, и такая молитва «доходна до Бога» и может быть даже доходчивее других.

Но особенно высоко ставила Матреша молитву в церкви, настаивала на том, чтобы каждый обязательно и при всяком удобном случае ходил в церковь.

— В церкви молитва в три поклона, — говорила она, — больше, чем дома в триста. Всякий, кто ленится ходить в церковь и молиться, ссылается на недосуг и разные дела, такой человек, — говорила она, — хватится потом, да будет поздно. Ведь неизвестно, когда Страшный Суд, а нас, нерадивых рабов, не добудишься, страшная труба только разбудит. Одна женщина жаловалась Матреше, что она очень редко может ходить в церковь.

— У меня полна изба ребят, — говорила женщина, — ребята учатся, я должна на них стряпать и выполнять все домашние работы. Рада бы пойти, да нельзя дом- то бросить.

Мареша дала этой женщине икону Божией Матери, известную под названием «Запечной», и при этом ничего не сказала. На иконе этой изображена Божия Матерь в том виде, в каком Она явилась одной женщине, которая, будучи привязана к домашнему хозяйству, молилась за печкой. Этим Матреша дала женщине, что Царица Небесная слышит везде усердную молитву.

Особенно не любила Матреша нарушение постов, скорбела, что несоблюдение постов в наши дни становится привычным явлением и не почитается за грех.

Беззаконники, — говорила она, — сознают, что совершают беззаконие: а кто постов не соблюдает, тот даже не сознает, что он грешит.

Очень любила Матреша церковное пение и прекрасно знала все церковные напевы. Сама, особенно когда была помоложе, часто пела различные песнопения, просила петь и некоторых своих посетителей. Любила она петь и различного рода религиозные канты, при этом, если она пела канты в присутствии какого-либо посетителя, то обычно всякий кант имел для последнего, то или иное значение. «Спит Сион» она пела как благословение на хорошую жизнь; «Тайная вечеря» — благословение на трудную, скорбную жизнь; «Пресветлый ангел» — как благословение на то, чтобы не смущаться и не бояться страданий, смерти.

Прежде, в дореволюционное время, к Матреше часто собирались большими группами деревенские девушки и целые вечера пели вместе с ней канты. Эти вечера у Матреши заменяли религиозным девушкам посиделки и другие развлечения и очень охотно ими посещались.

У Матреши бывало много просфор из разных святых мест, эти просфоры приносили ей ее почитатели.

Была у нее знакомая женщина из соседней деревни Забелино, проживавшая в Нижнем Новгороде. Эта женщина имела тайный постриг, вела праведную жизнь и почти постоянно ходила на богомолье по святым местам. Во время своих странствований она собирала просфоры, сушила их и передавала Матреше в большом количестве. Эти просфоры Матреша особенно ценила и давала их только избранным своим посетителям.

— На-ко, дам тебе просфорочку, хорошую, — говорила она, давая такую просфору.

Посетитель вручал ей просфорку, вынутую за ее здоровье, а она давала ему свою и при этом говорила:

— А я еще лучше ему дала.

Святой водой советовала напоить болящего или окропить ею, подлить в пищу больному человеку, сердитому мужу и в других подобных случаях.

Масло по ее благословению народ брал из ее лампадки, которая неугасимо горела перед иконами в ее комнатке, а иногда давала масло, принесенное ей кем-нибудь из святых мест. Маслом Матреша советовала мазать больных и вообще страждущих.

Что касается бесед и наставлений, с которыми обращалась Матреша к своим посетителям, то как содержание, так и самый характер этих бесед и наставлений были чрезвычайно разнообразны в зависимости от разнообразий тех обстоятельств, среди которых ей приходилось вести эти беседы и давать свои наставления. Тем не менее, и здесь обращает на себя внимание одна особенность, которая состоит в следующем.

Матреша, как будто видя человека насквозь, обычно указывала самое его больное место, требующее врачевания, и тем заставляла его осознать свою болезнь, о существовании которой он до сих пор, может быть, и не подозревал, встать на путь исправления. При этом Матреша указывала именно только на один порок, одну болезнь, заставляя тем человека сосредоточить внимание на одном недостатке, а не расплываться во многих направлениях, что затрудняет борьбу с собой и не всегда приводит к желательным результатам.

И с кем бы вы ни поговорили из жителей окрестностей Анемнясева о Матреше, у каждого о ней одно мнение, совершенно определенное: как о человеке святом, Божием. Каждый вам расскажет ряд удивительных событий из собственной жизни, из жизни своих знакомых — событий, в которых принимала участие Матреша своим чудесным и благодатным вмешательством. Записать и передать все эти факты нет возможности.

Начиная с Великого поста 1933 года, с Матрешей произошли заметные перемены.

Раньше Матреша со всеми держалась очень просто, всех жалела, вникала в горе каждого человека, болела болезнями всех, несчастье другого было и ее несчастьем. Она подолгу и охотно беседовала с каждым, обсуждала всякие вопросы и дела житейские, каждому давала ответы на все, о чем бы ее ни спрашивали, не скупилась давать советы и наставления, как поступить в том или ином случае, при тех или иных житейских делах и обстоятельствах.

Теперь она как будто совсем перестала интересоваться мирской жизнью. О житейских делах говорила редко и неохотно, можно сказать, только в исключительных случаях. Но о жизни духовной, о жизни религиозно-нравственной, тем более о будущей жизни она готова была говорить день и ночь. Очень охотно, с любовью принимала таких людей, которые шли к ней с запросами духовного порядка, интересы которых сосредотачивались не здесь, на земле, а там, на небе, в будущей загробной жизни.

Великим постом 1933 года она чувствовала себя очень слабой, в течение этого поста она два раза соборовалась.

Она просила прочитать ей Канон на исход души. Во время чтения она очень усердно молилась.

Особенное внимание она обратила на слова Канона:

Ныне избавляяй никако и помогаяй воистинну никтоже. Ты помози ми, Владычице, да не яко человек безпомощен, в руках враг моих затворен буду.

Спечалующаго ни единаго в скорби моей, ниже утешающаго обретох, Владычице, ибо друзи мои и знаемии вкупе оставиша мя ныне, но, Надежде моя, никакоже да не оставиши мя.

В большом раздумье, с грустью и в то же время с глубокой верой повторяла она эти слова, а потом, так же в раздумье и с грустью, стала говорить о том, что она не так уже жалеет теперь людей, как жалела раньше, что вся эта земная жизнь отдаляется от нее, уходит…

— И уже никого, никого мне теперь не жалко, никого не жалко, — повторяла она, — только отца Александра (ее духовник, священник села Шеянок Александр Васильевич Орлов) немножечко, немножечко жалко.

— Я очень переменилась, — говорила она, — да и люди-то изменились…

— Я ведь теперь не Матрена, — сказала она, — а Мардария…

Есть слух, что Матреша действительно была пострижена в иноческий чин Саровскими старцами.

Ясно было, что она как бы совсем отрешилась от жизни, ушла в себя, в свою душу, и готовилась к переходу в другую жизнь, и все ее мысли и чувства были сосредоточены только на этом.

В конце июня 1933 года был у Матреши настоятель храма бывшего Касимовского Казанского монастыря — о. Николай Анатольевич Правдолюбов и его матушка Пелагия Ивановна.

Матреша долго и охотно беседовала с ними.

Помещалась она в небольшом деревенском домике, принадлежавшем покойному ее племяннику Матвею Сергеевичу. Гостей встретила хозяйка — вдова Матвея Сергеевича Ирина Феодоровна — и провела к Матреше.

Гости вошли в очень маленькую, но чистенькую комнатку с одним окошком на улицу. В переднем углу много икон с горящей лампадкой. Матреша лежала в маленькой кроватке, завешенной пологом. Здороваясь с батюшкой, она открыла полог и показалась посетителям. Лежала она, как всегда, без тюфяка, прямо на досках, покрытых только простыней.

В течение длинной беседы Матреша все время говорила быстро и оживленно. В подтверждение своих слов и мыслей приводила тексты из Священного Писания, факты и события из жизни святых, прочитала молитву, присланную ей с Афона.

Она много говорила о тяжести жизни, о страданиях, о том, что необходимо терпеть все, что посылает Господь. С благодарностью нести крест, данный Богом каждому, и во всех случаях жизни прибегать к Богу с молитвой.

— Самим ничего не делать, а всегда прибегать к Господу, Он все видит и знает…

— Сам Господь терпел, и вам нужно терпеть, сколько кому Господь пошлет Трудна жизнь, трудна; помоги, Господи, крест понести. От креста-то своего никуда не убежишь; как ни трудно, а надо его нести. Мученики, святые страдали, томились в темницах, всякие мучения претерпевали. Они молились Господу, и Господь терпенье посылал. Пошли и нам, Господи, терпенье, помоги крест донести…

О себе, о своей жизни Матреша почти ничего не сказала, хотя посетители очень интересовались и расспрашивали ее. На все вопросы отвечала общими фразами, и по-видимому, уклонялась от разговоров о себе.

— Какая моя жизнь-то, — говорила она. — Вот лежу с детства и ничего не вижу: не видела я в жизни ни покоя, ни отрады, а все вот жива, все дальше да хуже, а теперь время-то какое стало. Я ведь только лишь языком говорю, а сама-то какая я, тронь меня — и умру. И так-то уж я плохая стала. Жжет и жжет меня. В голове жар постоянно бывает, слабость большая. А кто придет, переневолишься и вовсе, теперь еще недослышивать стала… Да и что говорить-то, на все Воля Божия, все-то не объяснить. Господь все видит, все знает. Его воля святая…
* * *

Необыкновенное почитание блаженной Матроны вызывало особую озабоченность у властей тем, что она, на фоне насаждения безбожного образа жизни и разрушения вековых духовных устоев русского народа, вновь утверждала людей в вере, укрепляла и исцеляла ищущих от Бога помощи и утешения. Неоднократно на нее писались доносы по линии НКВД или ОГПУ. Кроме почитателей были и недоброжелатели.

Наконец было собрано колхозное собрание, на котором постановили «изъять» Матрону Григорьевну Белякову как «вредного элемента». Из трехсот жителей села подписались 24 активиста. Клочок бумаги с карандашными подписями сохранился в деле. Сельсовет дал характеристику «на Белякову М. Г.», в которой она прямо и открыто названа святой без всяких кавычек и иронии. «Данная гр. является вредным элементом в деревне, она своей святостью сильно влияет на темную массу… Ввиду этого по с/с задерживается ход коллективизации».

О последних днях и кончине блаженной Матроны известно следующее.

Летом 1935 года в Белькове было заведено дело «попов Правдолюбовых и больного выродка Матрены Беляковой». Началось оно с доноса одного жителя г. Касимова на священника Николая Правдолюбова в связи с рукописной книгой, собранной и написанной им и его братом и приготовленной к печати. Были арестованы десять человек (хотя должны были быть арестованы двенадцать). Одна женщина умерла, получив повестку с требованием явиться в отделение НКВД г. Касимова. По списку должна была быть арестована и блаженная Матрона. Все арестованные были уже отправлены в Рязань и Москву, а Матрону боялись трогать.

По данным архивно-следственного дела УНКВД по Рязанской области № 10719 (№ 9365) 1935 года была допрошена и сама Матрона. Допрос проходил, видимо, в доме Беляковых, где лежала блаженная старица, так как в протоколе фигурирует свидетельская подпись одного из жителей деревни Анемнясево. Как можно было допрашивать неподвижно лежащую, слепую, неграмотную старицу? Поэтому ее слова как бы подтверждал этот самый свидетель. Сам же допрос, кроме оперуполномоченного, проводили начальники Касимовского и Бельковского районных отделений НКВД. Виновной себя в том, что среди громадного числа своих почитателей проводила антисоветскую и антиколхозную агитацию не признала. Постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 2 августа 1935года было решено «Белякову Матрену Григорьевну отправить на принудительное лечение».

В деле нет подробностей ареста блаженной Матроны и описания ее дальнейшей судьбы. Из дела видно, как свято берегли свидетели и близкие, все, кто был близок к Матрене, ее имя и светлый ее образ, никто ее не оклеветал, никто не оказался предателем.

Особенную смелость и дерзновение в защите блаженной Матроны явил ее духовник — священник Александр Васильевич Орлов, по этому делу пробывший пять лет на Соловках и в Медвежьегорсклаге и умерший у себя на родине после освобождения в 1941 году (прославлен в Соборе новомучеников и исповедников Российских на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви 8 ноября 2000 года). На все провокационные вопросы он отвечал предельно открыто, как мученик первых веков, ничего не скрывая и не умалчивая, получив те же пять лет, что и другие, осужденные с ним.

После отправки заключенных в Рязань была послана машина и за блаженной Матроной. Подъехали к ее дому днем, не таясь. Вошли. Тут конвоиров охватил страх, подойти боялись. По долгу службы подошел председатель сельсовета и, преодолевая страх, поднял Матренушку с ее дощатой постели. Матрона закричала тоненьким голоском. Народ оцепенел. Председатель стал выносить. В дверях сказал:

— Ой, какая легкая!

Матрона сказала:

— И твои детки такими легкими будут.

Несколько лет назад протоиерей Троицкого храма поселка Гусь-Железный о. Серафим хоронил одного из сыновей тогдашнего председателя. Он был очень маленького роста. Все дети председателя перестали расти после ареста блаженной Матроны.

Машина дважды ломалась по дороге в Касимов, около Аникова и около Лощинина. Кто-то держал на руках блаженную Матрону, пока машину ремонтировали. Из Касимова ее быстро увезли в Рязань и затем в Москву.

Председатель, «изымавший» Блаженную Матрону, несколько лет спустя очень тяжело умирал. Дело было летом. Дом стоял с открытыми окнами из- за жары. Он кричал так громко от боли, что слышало полдеревни. В народе говорили:

— Это тебе не Матрешеньку поднимать!

Но он позвал священника и искренне и горячо каялся в своих грехах, умер в мире с Церковью.

Жительница Белькова сказала про арест Матреши:

— Не уберегли такую святыню, отлетела, как птица…

Этот народный образ сохранен в каноне и кондаке блаженной Мароны.

Про московский период жизни блаженной Матроны имеются сведения. В Москве она прожила почти год. Предположительно, была заключена в Бутырскую тюрьму (что весьма логично, судя по тому, что точно так же поступили со всеми ее однодельцами, и судя по рассказам и преданиям жителй Белькова, Погоста, Озерного, Забелина). Но пробыла она там недолго, потому что сделалась объектом почитания почти всех заключенных, которые начали петь акафисты и молиться. Ее должны были куда-то деть. Убить боялись, а отправить в лагерь не позволял пример тюремного молитвенного подъема заключенных.

По другим данным, безнадежно болевшая мать следователя, ведшего дело блаженной Матроны, получила исцеление от Матроны, и следователь сумел освободить ее как больную и умирающую. Он поместил ее в тогдашний дом престарелых и увечных больных — хронически больных.

Документально засвидетельствовано, что блаженная Матрона умерла от сердечной недостаточности 16/29 июля 1936 года в Доме хроников имени Радищева в Москве, недалеко от храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине. Дом находился радом со станцией «Владыкино» Северной железной дороги и относился к Московской области.

В книге записей актов гражданского состояния Октябрьского района г. Москвы есть краткая запись о том, что «Свидетельство о смерти выдано на кладбище» без указания названия кладбища. Так как рядом с Домом хроников было большое Владыкинское кладбище, частично сохранившееся до нашего времени, то можно сделать предположение, что блаженная Матрона была похоронена здесь же, на местном старом кладбище. Директор кладбища подтвердил возможность захоронения и указал, что в 1930-х годах хоронили ближе к ныне действующему храму.

Реконструкция подъездных путей и сооружение эстакады в 1960-х годах недалеко от храма привели к сносу большей части старого кладбища и перенесению части останков на Долгопрудненское кладбище, участок № 129. Но среди перенесенных имя блаженной Матроны не значится, ее могила остается безвестной.